Неточные совпадения
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор даже бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков,
видя, что отец и мать никогда не согласятся, решился на
похищение.
Тоже писано: „Кольми паче не дерзали б грабить, под виной жестокого наказания, ибо слуги архиерейские обычно бывают лакомые скотины, и где
видят власть своего владыки, там с великою гордостью и бесстыжием, как татары, на
похищение устремляются“.
Лариса промолчала и всю ночь пугалась во сне
похищения. Горданов ей был страшен как демон, и она даже должна была проснуться с отчаянным криком, потому что
видела себя лежащею на руке Павла Николаевича и над собою его черные глаза и смуглый облик, который все разгорался и делался сначала медным, потом красноогненным и жег ее, не говоря ей ни слова.
После обеда в кухне замелькали соседские кухарки и горничные, и до самого вечера слышалось шушуканье. Откуда они пронюхали о сватовстве — бог весть. Проснувшись в полночь, Гриша слышал, как в детской за занавеской шушукались нянька и кухарка. Нянька убеждала, а кухарка то всхлипывала, то хихикала. Заснувши после этого, Гриша
видел во сне
похищение Пелагеи Черномором и ведьмой…
Комиссия, секретная и формальная, наряженные при открытии первых
похищений Киноварова, тоже не
видят их.
София полюбила его и — как говорят русские в избытке простого красноречия — души в нем не слышала; сначала назвала его милым пажом своим; но потом,
видя, что зоркие попечители Петра смотрели с неудовольствием на эту новость, как на некоторое хитрое
похищение царской власти, с прискорбием вынуждена была переименовать своего маленького любимца в новика.
— Нет, мне дано много… над тобою,
видишь, там на небе, откуда блестит звездочка, — произнесла Мариула вдохновенным голосом; потом, силою отведя ее от Груни в сторону, наклонилась на ухо и сиповатым шепотом, в исступлении прибавила: — Я… мать твоя. Вспомни табор цыганский, пожар в Яссах…
похищение у янычара, продажу паше, уродство мое, чтобы не признали во мне твоей матери: это все я, везде я, где грозила только тебе беда, и опять я… здесь, между тобою и Волынским: слышишь ли?